Нефть Brent
$82.96
-0.86%
12
Дмитрий Лекух, для
В Большом театре с огромной помпой и при стечении культурного и частично политического бомонда большой страны показали балет о Рудольфе Нурееве. К сожалению, творец явления Кирилл Серебренников не смог увидеть премьеру своего спектакля и насладиться его успехом, ибо находится под домашним заарестом по делу о присвоении государственных денег. Но труппа и прочая сочувствующая публика свою задачу решили и превратили эту постановку фактически в акцию поддержки кинорежисера. Чем сейчас повсеместно гордятся.
В искомом балете музыкальная основа (что признает даже восторженная демократическая критика) такова, что ее вряд ли будут включать отдельно. Она построена на том, что сам Демуцкий характеризует как примитивную, удушающую музыку в эпизодах, стеснённых с Ленинградской балетной школой, как патриотическую удушающую советскую песню и прочие вальсики и маршики ненавистного советского классического балета. Неудивительно, что все это выглядит с точки зрения чисто музыкальной (может, так и было задумано, бог весть) настолько клишировано и вульгарно, что даже цитаты из Малера эту пошлость не столько оттеняют, сколько ухудшают.
Причем аукционист в драматическом исполнении Игоря Верника тут надо отдать должное довольно реалистичен.
Сама драматургия проста: продается какая-то вещь покойного и ее художественно исполняют.
Вот, в сущности говоря, и все.
Основной драматургический конфликт это воля артиста, бегущего от удушающих объятий родины в сторону милых травести, свободной молодежи в костюмах прет-а-порте, олигархических вечеринок с шубой на голое свое тело. Родина же воплощается в казенном женском хоре в плюшевых платьях, песнях о любви к родной стороне и прочих гадостях, которые мешают нам жить.
В общем, да извинит меня изысканная публика, все это примитивно до одури.
Чтобы это понять одна небольшая составная часть: в реальности Нуреев не прыгал ни в какую свободу. Просто, находясь в 1961 году на гастролях в Париже вместе с труппой Кировского театра, учинил там настолько адский дебош, что, несмотря на наличие высоких защитников в Ленинграде, был снят с лондонского продолжения гастролей за нарушение режима нахождения за границей. Кстати, подставив тем самым и своих покровителей, в том числе прима-балерину Наталию Дудинскую, благодаря которой он и попал в театр. После чего, подумав и убоявшись наказания, дал по тапкам. Все.
И такой поистине трагический конфликт, когда в одном обывателе воплощены как гений и трудоголик (он давал иногда до трехсот спектаклей в год, жил и дышал танцем), так и даже не аморальное, а имморальное существо, было бы интересно исследовать художественными средствами.
Ведь это касается не только Нуреева: личность и талант Лермонтова, Рембо и прочих вечный и великий вопрос. Есть любая проблема: для подобного рода художественного исследования надо обладать талантом, сравнимым с нуреевским, а это несколько утопично. И поэтому таких задач никто перед собой и не определял.
Суть была в другом.
При таком пошло-карикатурном толковании проблемы, да и при таких мелодии и драматургии, в которых слишком много пафоса, наглухо отсутствует любая самоирония, да еще и с таким обилием несвойственного балету текста за кадром. Все это окончательно уходит из художественной области. И, как любое акционистское действо, приобретает ценность исключительно социальную и политическую в целого такую же, как и прибитая к древней брусчатке Красной площади мошонка художника Павленского.
Поэтому самое главное значение здесь имеет не сам скандальный спектакль, а крики браво, Кирилл и свободу Серебренникову из зала. А также граффити на заднике сцены, на которой нацарапано K. Serebr, и решение нескольких человек из постановочной команды истощиться на поклоны в майках с портретом Серебренникова и надписью Свободу режиссеру.
Это называется саморазоблачением. Если вам приходится напяливать плакат и призывать значит, вы не верите, что ваше произведение сделает это за вас.
AFP 2017Рудольф Нуреев в Театре Елисейских полей в Париже
