Нефть Brent
$62.84
+2.74%
16
Американская тема была поднята иранцами, причем не только в контексте попытки США сорвать ядерную сделку (тут обсуждать нечего – позиция России в ядерном вопросе схожа с иранской и европейской). Тегеран хочет подтянуть Москву к совместному противостоянию с Вашингтоном. «Мы способны отразить американские санкции и изолировать Соединенные Штаты, отказавшись от доллара и заменив его национальными валютами в двусторонних и многосторонних операциях», — заявил духовный лидер Ирана Али Хаменеи.
Предложение, конечно, интересное, однако у Москвы нет никаких оснований его принимать. Во-первых, потому, что российско-американский идеологический конфликт имеет несколько иную основу, чем основанный на реальных геополитических противоречиях ирано-американский. Во-вторых, Кремль в принципе очень много усилий приложил для того, чтобы позиционировать себя как вечно готового к нормализации и перезагрузке с Соединенными Штатами. В-третьих, Россия не хотела бы (и Путин об этом много говорил) чтобы ее считали частью «шиитской оси», противостоящей как Западу, так и суннитскому миру.
У российского президента, впрочем, было (судя по всему) к иранцам другое предложение – поговорить об Израиле. Как известно, в Тель-Авиве в общем-то, смирились с победой Башара Асада в Сирии, однако очень обеспокоены возможными последствиями этой победы. И прежде всего иранским присутствием на сирийской территории. «Иран пытается упрочить свои военные позиции в Сирии, я сообщил российскому министру: Ирану необходимо понять, что Израиль не позволит Ирану сделать это», — отметил министр иностранных дел Израиля Авигдор Либерман.
На самом деле, конечно, позиция Тель-Авива не настолько жесткая – Израиль, конечно, хотел бы, чтобы духа иранского в Сирии не было, однако при этом трезво оценивает реальность. Иран был крупнейшим инвестором в победу сирийского режима и лишить его дивидендов в виде масштабного политико-экономического присутствия в Сирии можно только через большую войну. Войну, к которой Израиль не готов. Поэтому в Тель-Авиве готовы согласиться на вариант, при которого духа иранского не будет лишь в близости от Голанских высот. А это уже переговорная позиция, и, по мнению некоторых экспертов, Кремль может выступить (или уже выступает) как посредник между Тель-Авивом и Тегераном.
Иранцы, конечно, могут отвергнуть российское посредничество и любые компромиссные варианты, однако, как известно, за израильтянами никогда не ржавеет решать свои обеспокоенности ракетно-бомбовыми способами. Остановить которые (кроме как через переговоры) можно лишь через большую войну против Израиля, к которой не готов ни Иран, ни тем более вытаскивающий свою страну из болота Башар Асад. Поэтому переговоры будут идти и дальше
Турецкие балансиры
Помимо израильского, у нынешнего саммита было и другое измерение – турецкое. О турках прямо не говорили, однако очевидно, что одной из целей саммита (да и всего этого трехстороннего формата) было желание Москвы несколько отрезвить Анкару.
Да, на сегодняшний день российско-турецкие отношения находятся на очень высоком уровне. Стороны сотрудничают в Сирии, заключают важнейшие оборонные контракты, работают в области атомной энергетике и вместе ругают Запад. Однако взаимное сотрудничество не означает, что Анкара с уважением относится ко всем российским интересам, в том числе и касающимся национальной безопасности. И дело не только в крымском вопросе и продолжении поддержки Турцией террористической организации «Меджлис». По словам директора Центра востоковедных исследований, международных отношений и публичной дипломатии Владимира Аваткова, продвигающая пантюркистские идеи Турция очень активно работает как на постсоветском пространстве, так и в ряде российских регионов (в частности, в Поволжье). Смысл этой идейной работы состоит в укреплении у населения ощущения сопричастности к турецкому миру и турецкой истории, начинающейся с Серого Волка (одного из элементов мифа о сотворении турецкого народа) – и заканчивая Великим Эрдоганом.
Естественно, это подрывает сопричастность к «российскому миру». Убедить Анкару отказаться от продвижения этой идеологии среди российских граждан не получается (и вряд ли получится, поскольку для Эрдогана пантюркизм – это не только его личная блажь, но и внутриполитическая необходимость для усиления поддержки среди местных националистов), так что Кремль отвечает на иных фронтах. Прежде всего на ирано-азербайджанском, где Россия усиливает Иран (соперника Турции) и создает альтернативные возможности для Азербайджана (часть элиты которого не разделяет идей подчинения Анкаре и, при сохранении тесного азербайджанско-турецкого союза, хотело бы диверсифицировать свои внешнеполитические связи).
Опять же – речь не идет о том, что Кремль взял курс на обострение отношений с Турцией. Москва лишь занимается выстраиванием системы сдержек и противовесов, естественной для международных отношений (где друзей не существует, а есть лишь временные попутчики, «временность» которых зависит от периода и глубины совпадения интересов). И поскольку российско-турецкое совпадение в лучшем случае среднесрочное (оно основано на конфликте Эрдогана с Западом, а также стремлении Анкары минимизировать ущерб от ближневосточной авантюры президента и выбраться из сирийского болота), то создавать инструменты балансирования Турции нужно еще вчера.
